Коль ты вечор коснулся тайн
Опасных, истин вредномудрых,
Волшебный Огуречный Тан
Тебя к себе вернёт наутро.

Коснётся жарких труб твоих
Дуэт кефира и рассола…
И ни один из них двоих
Спасти тебя не мог бы соло!

У нас не Дед Мороз - Морозец.
Когда мы вязнем, что ни век,
в распутице разноголосиц,
он наш единый оберег -
от несуразиц, околёсиц,
гнильцы, грязцы, француза, склок…
Морозец - наш Победоносец.
В очках костистый старичок.

у возмужалости
в уму шалости
и нет жалости
к обветшалости

- Тебе вчерашних щец
погреть?
- Да. На дворе - багрец?
- Багрец…
- И сердцу и уму?
- Багрец всему.

В небе журавлей косяк
кличет мне: "Забей косяк!"
Нет, я лучше водки выпью
на болоте - с серой выпью.
В топь закину сапоги,
по воде пойдут круги,
пролетит гусей косяк,
крикнет мне: «Забей, босяк!»

Как ни ждали мы, как ни просили,
как ни кланялись им до земли -
не спасли мародёры Россию.
И хотели бы, да не смогли.

Как любили мы прыть их и норов,
бойкость речи, уверенный суд…
Мы позвали потом компрадоров -
вот уж эти, вестимо, спасут.

Когда ломаются гуртом
сфигмоманометр, айфон,
компьютер, газова колонка,
не надо рассуждать о том,
как всё скудельно, тщетно, ломко,
а надо дщерь свою обнять
и, заглянув в дыру бюджета,
промолвить: Боже, ты опять
деньгами взял - хвала за это!

Едва проснёмся - колем, рубим, режем.
Я снова - Бонд, ты снова - Никита.
Мир никогда уже не будет прежним.
Да он и не был прежним никогда.

сладкую чарку пивал я нередко
горькую редьку жевал я нечасто
но замечаю - всё слаще мне редька
чую - всё чаще горчит моя чарка

к поэтам я не отношусь
поэтому и отношусь
к ним без ажиотажа
без пиетета даже

поэт! сколь духом ты богат
ты внемлешь ангелов и гад
зришь бездны и высоты
но делаешь-то чё ты?

из тех чьё дело - стих да стих
ценю я поэтесс одних
и то лишь тех чьи дети
и сыты и одеты